Бурное развитие клеточных технологий, перспективных для противоопухолевого лечения, предлагает применение адоптивной иммунотерапии активированными ex vivo лимфоцитами периферической крови и опухолевого микроокружения (LAK- и TIL-клеток), CIK-лимфоцитов, ДК-вакцинации и пр. [1]. В работах последних лет высокую активность при ряде опухолей показала СAR-терапия [2].

Тем не менее эффект применения адоптивной иммунотерапии у онкологических больных не оправдывает ожиданий, что приводит к разочарованию клиницистов в таких подходах, альтернативных химиотерапии или использующихся в сочетании с ней [1]. Подобные противораковые стратегии нередко терпят поражение из-за иммуносупрессивных механизмов организма опухоленосителя, проявляющихся в дисбалансе и дисфункциях различных субпопуляций лимфоцитов, среди которых важную роль играют лимфоциты, обеспечивающие иммунологическую память. Феномен иммунологической памяти известен давно и присущ системе адаптивного иммунитета, включающего Т- и В-клеточные звенья. Роль лимфоцитов памяти представляется важной при любой хронической патологии, а для опухолевых заболеваний особенно актуальна иммунологическая память, опосредуемая Т-лимфоцитами. Особое значение при этом придается СD8⁺-клеткам, так как частота встречаемости специфических цитотоксических Т-лимфоцитов против опухолевых антигенов намного выше среди СD8⁺-клеток памяти, чем среди наивных [3]. У онкологических больных, как продемонстрировано на примере тетрамера меланомы мелан-А, отмечена различная способность наивных Т-лимфоцитов (Th0) и Т-клеток памяти (Tm) отвечать на стимуляцию опухолевым антигеном ex vivo, отсутствующая у клеток CD45RA⁺CCR7⁺ и наличествующая у CD45RO⁺CCR7⁻ [4, 5]. Некоторыми авторами уровень СD8⁺-клеток памяти в опухоли при колоректальном раке и других солидных опухолях рассматривается как ключевой фактор общей выживаемости больных [6].

Как стало известно в конце ХХ в. после введения в широкий научно-лабораторный обиход методов иммунофенотипирования лимфоцитов, субпопуляция Тm-лимфоцитов гетерогенна и подразделяется в зависимости от экспрессии адгезионных, хемокиновых, костимулирующих рецепторов, от способности к продукции цитокинов и к ответу на них, возможности проникать через эндотелий и от других характеристик. На основании этих особенностей были определены основные субпопуляции Тm: центральные (Тсm) и эффекторные (Тem). Фенотип этих клеток характеризуется экспрессией CD45RO при отсутствии экспрессии CD45RA, а также наличием на Тсm рецепторов CCR7, CD62L, CD27 и СD28, тогда как на Тem-клетках экспрессия CCR7, CD62L и СD28 отсутствует, а CD27 сохраняется [7]. Тh0 обладают высокой экспрессией CCR7, CD62L, CD27, СD28 и CD45RA при отсутствии CD45RO. Таким образом, иммунофенотипирование минимальной панелью моноклональных антител СD62L, CD45RA и CD45RO позволяет отнести Т-лимфоцит к субпопуляции Th0, Тсm или Тem.

Хроническая антигенная стимуляция вызывает изменения Тh0, в ходе которых происходит не только указанное выше изменение их иммунофенотипа, но и снижение пролиферативной активности и выживаемости, а также ответа на гомеостатические цитокины (IL-7, IL-15) и способности к продукции IL-2; при этом нарастают эффекторные функции, в частности цитотоксичность. Рецепторы CD62L и CCR7, экспрессируемые Тh0 и Тсm, способствуют их экстравазации через высокий эндотелий венул и миграции в Т-зависимые зоны периферических лимфоузлов, тогда как Тem населяют периферические ткани (печень, легкие), а также область воспалительного или опухолевого очага [8, 9]. Благодаря таким свойствам Тem выполняют «сторожевую» функцию, а Тсm обеспечивают защиту на системном уровне и быстрый ответ на последующие введения антигена [10, 11].

В отношении преимущественной противоопухолевой активности эффекторных или центральных Тm высказываются различные мнения, хотя чаще приоритет отдают Тcm [7, 9]. Есть данные о том, что вклад обоих видов клеток в противоопухолевую защиту хотя и разный по механизмам, но комплементарный, и для ее оптимального осуществления необходимы обе субпопуляции Тm [12]. В литературе приводятся сведения, что при адоптивной иммунотерапии наличие среди Тm СD4⁺-лимфоцитов предотвращает истощение СD8⁺-лимфоцитов [13], а, следовательно, необходимо использовать их гетерогенную смесь [12, 13].

Некоторые авторы, кроме основных субпопуляций Тm, выделяют еще одну резидентную (Тrm), которая формируется из циркулирующих СD8⁺ Tm, экспрессируя в патологическом очаге дополнительные рецепторы CD103 [14]. Есть сообщения о различных фенотипических характеристиках СD8⁺ Тm в разных органах. Например, перитонеальная полость в нормальном состоянии содержит только эффекторные СD4⁺- и СD8⁺-лимфоциты, а при воспалении, кроме того, СD4⁺ и СD8⁺ Тm [14]. Сигналом к задержке Тm в очаге с последующей их транфсормацией в Тrm-клетки может быть поступление антигена [15] или «цитокиновый взрыв», наблюдаемый при воспалении. Тrm-клетки описаны при воспалительных процессах [16, 17], но не при опухолевом росте.

Иммунологическим исследованиям при раке яичников посвящен ряд современных работ, планирующих разработку новых методов иммунотерапии [1, 18]. В ходе таких исследований авторами делаются неожиданные находки, касающиеся клеток иммунологической памяти, в частности, описана минорная субпопуляция Тm, экспрессирующих В-клеточный рецептор CD20⁺ вместе с IFNγ⁺ и CD8⁺ [19], которая рассматривается как подавляющая опухолевый рост.

В норме в крови человека Тcm преобладают среди лимфоцитов субпопуляции CD4⁺, а Тem в субпопуляции CD8⁺ [11], при этом установлено различное содержание этих клеток в лимфоидных и нелимфоидных органах, а также некоторые различия их фенотипических и функциональных характеристик в зависимости от микроокружения [14].

Иммунная защита организма от опухоли осуществляется как на системном, так и на локальном уровне с участием различных клеточных факторов, а также их растворимых продуктов [18]. Однако роль присутствующих в микроокружении опухоли иммунокомпетентных клеток и цитокинов расценивается двояко, т. е. они рассматриваются как факторы не только способствующие ее регрессии, но и могущие стимулировать ее рост, тем более при распространенных стадиях [20, 21, 22, 23].

Лечение рака яичников (РЯ) остается одной из сложных проблем в онкологии [24]. Согласно имеющимся в литературе данным, РЯ среди всех злокачественных опухолей находится на пятом месте по числу случаев, и, несмотря на постоянное совершенствование методов диагностики и лечения, занимает лидирующее место по показателю смертности. Хотя РЯ чувствителен к химиотерапии, он редко поддается полному излечению и склонен к частому и раннему рецидивированию. Стандартом лечения РЯ III–IV стадий в настоящее время является хирургическое лечение в сочетании с химиотерапией, однако технические трудности, обусловленные распространенностью опухолевого процесса, не позволяют выполнить циторедуктивную операцию в оптимальном объеме. В том случае, когда провести операцию не представляется возможным, первым этапом лечения проводят неоадъювантную химиотерапию, а после операции выполняется адъювантная химиотерапия; наиболее часто для проведения химиотерапии используется комбинация «Паклитаксела» и «Карбоплатина» с интервалом в три недели [25].

Рекомбинантный интерферон-гамма (рИФНγ) «Ингарон», разработанный российскими учеными в виде формы для инъекций и направленный на стимуляцию клеточного иммунитета, обладает противовирусным, антипролиферативным и иммуномодулирующим действием [26]. Его противоопухолевое действие связано со способностью активировать естественные киллеры (NK-клетки), цитотоксические Т-лимфоциты и макрофаги. При применении в комбинации с цитостатиками он помогает преодолевать резистентность опухолевых клеток к химиотерапии, существенно повышая эффективность лечения [27]. Данный препарат исследовался и применялся при раке шейки матки, раке молочной железы, легкого, меланоме, колоректальном раке, продемонстрировав эффективность даже в далеко зашедших стадиях [28].

Целью работы было оценить роль Т-клеток иммунологической памяти в формировании противоопухолевого иммунитета у больных раком яичников на этапе неоадъювантного лечения, включающего химиоиммунотерапию с применением рекомбинантного интерферона-гамма.

ПАЦИЕНТЫ И МЕТОДЫ

Исследование выполнено на базе отделения онкогинекологии отдела органов репродуктивной системы и лаборатории иммунофенотипирования опухолей Ростовского научно-исследовательского онкологического института в период с 2013 по 2017 г. Обследованы 30 больных РЯ в возрасте от 34 до 77 лет; средний возраст — 54,9 ± 1,3 года. Все больные были первично выявленными; средняя продолжительность анамнеза составляла 7 мес. Все больные дали письменное добровольное информированное согласие на проведение лечения, все исследования выполнены в соответствии с этическими нормами Хельсинкской декларации (2013). Исследование утверждено протоколом этического комитета РНИОИ № 24 от 23.11.2012.

Критериями включения больных в исследование были: возраст старше 18 лет; верифицированный цитологически или морфологически рак яичников III–IV стадии, асцитная форма; отсутствие предыдущего специального лечения.

Критерии исключения: выраженная сопутствующая патология (перенесенный инфаркт миокарда, декомпенсированный порок сердца, сахарный диабет); прохождение химиотерапии, лучевой терапии, хирургического вмешательства, иммунотерапии до начала исследуемого лечения; метастатическое поражение центральной нервной системы; беременность и лактация; любые причины, препятствующие регулярному лечению и наблюдению за пациентом.

Были сформированы две группы по 15 больных: основная, получавшая химиотерапию с иммунотерапией рИФНγ (ХИТ), и контрольная, получавшая химиотерапию (ХТ).

Сравнительный анализ двух групп больных, подвергшихся неоадъювантной химиотерапии с применением рИФНγ и без него, выявил, что в основной группе и в группе контроля с III стадией было по 11 (73,3 %) больных, с IV стадией — по 4 (26,7 %) больных; различия статистически незначимы (р > 0,05). В обеих группах наибольшее количество больных было в возрастной группе 50–59 лет: в основной группе — 5 (33,3 %) пациенток, в контрольной — 6 (40,0 %); статистически достоверной разницы не отмечено. Общее состояние больных оценивали по шкале ECOG–WHO, по которой у наибольшего числа больных было 2 балла: у 8 (53,3 %) и 9 (60,0 %) пациенток в основной и контрольной группах соответственно; различия статистически незначимы. Таким образом, на основании представленных данных следует, что больные сравниваемых групп в исходном состоянии были идентичны по возрасту, стадиям заболевания и общему состоянию, что дает право проводить сравнительный анализ.

Группу сравнения составили 20 практически здоровых женщин аналогичного возраста, у которых брали пробы крови.

Больных обследовали в динамике лечения: до и через 3 нед. после проведения ХТ (15 больных) и ХИТ (15 больных); такой промежуток между обследованиями был выбран в соответствии с интервалом между курсами лечения. Больные получили по 2–3 курса полихимиотерапии по схеме: «Карбоплатин» (АUC-6) внутривенно капельно, «Паклитаксел» 175 мг/м² внутривенно капельно, интервал между курсами 21 день. ХИТ выполняли следующим образом: рИФНγ («Ингарон» производства «Фармаклон», Россия) вводили внутримышечно в 1-й день 500 тыс. МЕ, во 2, 3, 5-й дни по 1 млн МЕ, в 4-й день проводили курс полихимиотерапии по той же схеме («Паклитаксел» + «Карбоплатин»). Обе группы больных были идентичны по возрасту, стадиям заболевания и общему состоянию.

В дальнейшем все больные подвергались хирургическому лечению, которое заключалось в экстирпации матки с придатками, экстирпации или резекции большого сальника или удалении придатков матки, в зависимости от эффективности проведенного лечения. В послеоперационном периоде больным основной группы выполнялась адъювантная ХИТ: на 9-й день после операции начинали вводить «Ингарон» внутримышечно по той же схеме. Проводили 2 курса лечения, включающего «Ингарон», затем 4 курса химиотерапии; всего больные получали 6 курсов адъювантного лечения. Больным контрольной группы выполняли 6 курсов ХТ.

Эффект неоадъювантного этапа лечения оценивали по наличию полной, частичной регрессии, общего эффекта, складывающегося из полной и частичной регрессии; стабилизации или прогрессирования опухоли согласно критериям ВОЗ для оценки эффективности лечения при солидных опухолях.

После окончания адъювантного лечения больных наблюдали в течение 3 лет, отмечали время наступления рецидива.

Кровь и асцитическую жидкость (АЖ) брали до начала и на этапах лечения. Общее количество исследованных образцов крови составило 98, АЖ — 47.

Проточная цитофлуориметрия лимфоцитов крови и АЖ. Измерения проводили на проточном цитофлуориметре BD FACSCanto II (Becton Dickinson, США), оснащенном двумя лазерами с длинами волн возбуждения флуорофоров 488 нм и 633 нм с возможностью использовать до 6 моноклональных антител в одной пробирке одновременно. Моноклональные антитела были конъюгированы со следующими флуорохромами: FITC, PE, PerCP-Cy5.5, PE-Cy7, APC, APC-Cy7. Инструментальные настройки прибора проводили с помощью стандартизированных флуоресцентных шариков BD FACS 7-color setup beads (BD Biosciences, США).

Процедура пробоподготовки и иммунофенотипическое окрашивание. Для оценки экспрессии рецепторов использовали иммунофенотипическое окрашивание. Окраску проводили с помощью флуоресцентно-меченых антител согласно протоколу производителя. На каждого обследованного приходилось 2 пробирки со следующими наборами моноклональных антител BD Multitest (Becton Dickinson, США):

• CD45RA FITC/CD45RO PE/CD3 PerCP/CD4 APC (кат. № 340571) или CD45RA FITC/CD45RO PE/CD3 PerCP/CD8 APC (кат. № 340574);
• CD45RA FITC/CD62L PE/CD3 PerCP/CD4 APC (кат. № 340977).

Данная панель антител позволяет определить содержание Th0, Tcm и Tem (CD62L⁺CD45RA⁺CD45RO⁻, CD62L⁺CD45RA⁻CD45RO⁺ и CD62L⁻CD45RA⁻CD45RO⁺ соответственно) среди CD4⁺ и CD8⁺ субпопуляций Тm. В каждом образце для анализа данных накапливали не менее 50 000 клеток.

Тактика гейтирования и анализ данных. С помощью графика Dot Plot по параметрам прямого (относительный размер клеток) и бокового (структура клеток) светорассеяния выделяли область лимфоцитов. В пределах этого региона по маркерам CD3, СD4 и CD8 рассчитывали процент Т-хелперов и цитотоксических Т-лимфоцитов в общей популяции лимфоцитов. Далее анализировали процент Т-лимфоцитов с фенотипами СD4⁺CD45RO⁺CD45RA⁻, СD8⁺CD45RO⁺CD45RA⁻, СD4⁺CD45RА⁺CD62L⁺, СD8⁺CD45RА⁺CD62L⁺ в популяциях Т-хелперов и цитотоксических Т-лимфоцитов. Для каждой пробы вычисляли коэффициенты Тm/Тh0 среди CD4⁺ и CD8⁺ субпопуляций. Уровни Tcm и Tem определяли в процентах от количества Тm, принадлежащих к субпопуляциям CD4⁺ и CD8⁺; рассчитывали коэффициент Tem/Tcm. Примеры результатов проточной цитофлуориметрии крови и АЖ приведены на рис. 1 и рис. 2.

Методы математической и статистической обработки. Математическую обработку цитофлуориметрических данных проводили в программе BD FACSDiva Software (Becton Dickinson, США). Для анализа результатов и статистической обработки использовали программный пакет Statistica 8.0 for Windows и MS Excel. Различия считали статистически значимыми при p < 0,05. Использовали также критерий Уилкоксона; оценку достоверности различий между частотой развития полного и общего эффекта, частотой рецидивирования проводили по критерию соответствия χ².

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Результаты исследования представлены в табл. 1, табл. 2, табл. 3, табл. 4 и на рис. 3 и рис. 4. В пробах биологических жидкостей обнаружены различия содержания Тm- и Тh0-лимфоцитов. Как видно из табл. 1, в крови больных РЯ выявлен статистически достоверно более высокий уровень Тm среди CD3⁺CD4⁺-клеток и более низкий уровень Тh0 среди CD3⁺CD8⁺-клеток по сравнению с показателями здоровых женщин (р < 0,05). При сопоставлении уровней Тm в крови и в АЖ больных РЯ выявлено выраженное преобладание их в АЖ (р < 0,05); в отличие от них уровни Тh0 в АЖ были статистически значимо ниже по сравнению с кровью больных (р < 0,05) (табл. 1).

При этом не наблюдалось статистически достоверных различий между уровнями CD4⁺- и CD8⁺-клеток в крови и в АЖ, хотя содержание лимфоцитов и моноцитов в АЖ значительно превышало показатели крови. Так, несмотря на значительно более высокий уровень лимфоцитов в АЖ (52,4 ± 5,5 против 17,4 ± 2,7 % в крови больных), содержание их основных субпопуляций в этих биологических жидкостях не имело статистически достоверных различий: уровень CD4⁺-клеток в крови составлял 49,2 ± 3,1 %, в АЖ — 48,7 ± 3,2 %, а уровень CD8⁺ — 18,4 ± 2,7 и 22,6 ± 3,3 % соответственно. Индекс CD4⁺/CD8⁺ в АЖ также не имел статистически достоверных отличий от показателя крови больных. Однако соотношение Тm/Тh0, относящихся к обеим Т-клеточным субпопуляциям, было существенно выше в АЖ больных по сравнению с показателями их крови (7,7 ± 1,0 против 2,9 ± 0,5 для CD4⁺-клеток и 6,5 ± 1,3 против 2,1 ± 0,3 для CD8⁺-клеток соответственно; в обоих случаях р < 0,05), что говорит о выраженном преобладании Тm над Тh0 именно в опухолевом очаге по сравнению с периферической кровью.

Установлен также ряд различий по содержанию субпопуляций Тm в исследуемых биологических жидкостях (табл. 2).

Как видно из табл. 2, уровни Tem среди субпопуляций СD4⁺- и СD8⁺-клеток в АЖ статистически достоверно превышали содержание этих клеток в крови больных, а также в крови здоровых женщин (р < 0,05). По содержанию Tсm найдено различие только в субпопуляции СD8⁺ между их уровнем в АЖ больных и в крови здоровых женщин. Интересно, что не обнаружено статистически значимых различий исследуемых субпопуляций в крови больных и здоровых лиц.

Уровни Tem в субпопуляциях СD4⁺ и СD8⁺ в большинстве случаев оказались сходными, тогда как процент Tсm в субпопуляции СD4⁺-клеток был в 2–2,3 раза выше, чем в СD8⁺. Соотношение Tem/Tсm в пробах крови и АЖ характеризовалось преобладанием Tem в субпопуляции СD8⁺-клеток, превышая 1,0, и преобладанием Tсm в субпопуляции СD4⁺, где оно было ниже 1,0 (рис. 3).

Таким образом, сопоставление показателей системного и локального клеточного иммунитета при асцитных формах РЯ продемонстрировало преобладание Тm в крови больных по сравнению со здоровыми женщинами, а также в АЖ по сравнению с периферической кровью больных. При этом среди Тm, относящихся к СD4⁺, отмечено преимущественное содержание Тсm, а среди СD8⁺ Тm наблюдается преобладание Tem с накоплением последних в АЖ больных.

Анализ клинической динамики у больных основной и контрольной групп на этапе неоадъювантного лечения показал, что в основной группе, получавшей ХТ с рИФНγ, полная регрессия опухоли отмечена у 4 (26,7 %) больных, в контрольной группе — у 1 (6,7 %) больной. При оценке общего эффекта от проводимого лечения получены статистически достоверные различия показателей основной и контрольной групп (87,0 и 30,0 % соответственно). Прогрессирование заболевания отмечено только в группе без применения рИФНγ у 1 (6,7 %) больной.

После проведения 2–3 курсов неоадъювантной полихимиотерапии удалось выполнить оперативное лечение полного объема (экстирпация матки с придатками, резекция или экстирпация большого сальника) у 12 (80,0 %) больных основной группы и у 6 (40,0 %) — из контрольной; различия достоверны (р < 0,05). Неполный объем оперативного пособия, включающий удаление опухолей яичников с резекцией большого сальника, в основной группе был выполнен у 3 (20,0 %) больных, а в контрольной группе — у 8 (53,3%) пациенток, еще у 1 (6,7 %) больной из той же группы была выполнена пробная лапаротомия.

После проведения адъювантного лечения больных наблюдали в течение 3 лет. Процент возникновения рецидива у больных основной группы составил 46,7 % против 80,0 % в контрольной группе (7 и 12 больных соответственно), а средний срок его возникновения был 17,5 ± 1,6 мес. и 11,3 ± 1,5 мес. соответственно; различия достоверны (р < 0,05).

Учитывая, что больным выполняли разные по объему операции, для иммунологического исследования мы отбирали тех, кому проводили операцию одинакового типа, а именно полного объема.

Изучение динамики уровней Тm и Тh0 в крови больных при лечении с применением и без применения интерферона-гамма показало ряд различий (табл. 3). Обращает на себя внимание, что у больных основной группы, получавших ХТ с рИФНγ, произошло снижение уровней наивных Тh0, статистически значимое к концу лечения (р < 0,05). В контрольной группе уровень этих клеток не отличался от исходного на протяжении всего срока наблюдения.

Соотношение Тm/Th0 в процессе лечения статистически достоверно возрастало у больных основной, но не контрольной группы (рис. 4). Так, соотношение Тm/Тh0 среди CD8⁺-клеток у больных основной группы возросло с 2,5 ± 0,5 до 3,4 ± 0,7, а в контрольной группе снизилось с 1,7 ± 0,3 до 1,4 ± 0,3, оказавшись достоверно ниже, чем в основной (р < 0,05). В субпопуляции CD4⁺-лимфоцитов отмечено 2,5-кратное возрастание этого показателя в основной группе и отсутствие изменений в контрольной.

Несмотря на то, что содержание Тm не имело статистически достоверных различий в процессе лечения (табл. 3), оценка динамики процентного содержания Tсm и Tem у больных основной и контрольной групп показала наличие таких различий в субпопуляции Tm CD8⁺ (табл. 4). В крови больных контрольной группы происходило постепенное снижение уровня Tсm, к концу лечения достигшее статистически значимого (р < 0,05); при этом уровни Tem не менялись.

Применение ХИТ с рИФНγ первоначально приводило к подобным изменениям, однако, в финале лечения количество Tсm оказалось выше, а уровень Tеm ниже у больных основной группы по сравнению с контрольной (табл. 4). Таким образом, в крови больных контрольной группы к концу лечения преобладали Tеm, а в основной группе — Tсm (соотношение Tem/Tсm составляло 2,27 ± 0,4 и 0,62 ± 0,18 соответственно; р < 0,05).

Динамику уровней исследуемых субпопуляций в АЖ можно было определить только в тех случаях и в те сроки, когда происходило накопление АЖ, т. е. в предоперационном периоде. Было установлено, что в субпопуляции CD4⁺-лимфоцитов соотношение уровней Тm и Тh0 в динамике ХИТ с применением рИФНγ статистически достоверно повышалось с 7,7 ± 1,0 до 13,0 ± 1,5 (р < 0,05). В АЖ больных той же группы отмечены изменения и в субпопуляции Tm CD8⁺, где произошло снижение уровня Tem (13,6 ± 4,6 против 42,1 ± 4,1 % в контрольной группе; р < 0,05), а количество в ней Tсm имело тенденцию к повышению. Общее количество лимфоцитов после проведения ХИТ в АЖ составляло 42,2 ± 7,8 против 31,1 ± 7,1 % после ХТ (различия статистически недостоверны), однако после ХТ без рИФНγ отмечено их достоверное снижение по сравнению с исходным показателем (52,4 ± 5,5 %, р < 0,05). Кроме того, отмечены и другие статистически значимые различия: уровни СD3⁺- и СD4⁺-клеток были выше после ХИТ по сравнению с наблюдаемыми после ХТ, составив 82,1 ± 6,3 против 65,4 ± 6,5 % и 57,6 ± 5,7 против 42,6 ± 2,5 % соответственно; в обоих случаях р < 0,05).

Таким образом, в АЖ больных РЯ обнаружено более высокое содержание Тm как среди субпопуляций СD4⁺, так и среди СD8⁺ при более низких количествах Тh0, чем в крови больных; при этом выявлено преобладание Tem среди Тm СD8⁺. Показана разнонаправленная динамика Tem и Tсm клеток в крови и АЖ больных, подвергавшихся ХТ с включением и без включения препарата «Ингарон» (рИФНγ).

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

Учитывая важность биологической роли Тm при онкологических заболеваниях и возможность изменения их количества и соотношения субпопуляций при проведении иммунотерапии, нами было выполнено исследование уровней Тm, включая Тсm и Тem, а также Тh0 в крови и асцитической жидкости больных РЯ до лечения и при проведении химиоиммунотерапии. Кроме ранее описанного нами присутствия в АЖ больных высокого количества лимфоцитов с преобладанием Тm [29], в данной работе показано превалирование среди последних Tem, преимущественно принадлежащих к субпопуляции СD8⁺. Хотя пока не представляется возможным установить их специфичность и обосновать предположение об их возможной противоопухолевой активности, данные литературы свидетельствуют о том, что поскольку экспансия лимфоцитов, находящихся в составе лимфоидного инфильтрата в опухоли (опухоль-инфильтрирующих лимфоцитов), носит клональный характер, в окружении опухоли преобладают антиген-специфические лимфоциты [6]. При этом у больных РЯ, судя по наличию распространенного опухолевого процесса, не происходит развития эффективных иммунных реакций, причинами чего могут быть особенности микроокружения опухоли. Опухолевые клетки, находящиеся в АЖ, видимо, активируют перитонеальные макрофаги и моноциты, что приводит к гиперпродукции цитокинов, обладающих проонкогенными свойствами [21]. Моноциты АЖ служат потенциальным источником макрофагов 2-го типа, поддерживающих опухолевый рост путем аутокринной продукции VEGF, EGF, TGFß, IL-6, IL-8, IL-10, чему способствует гипоксия, развивающаяся в опухолевой ткани [23, 30]. Эти же цитокины, а также хемокины, способные вырабатываться и опухолевыми клетками, стимулируют миграцию лимфоцитов в перитонеальную полость. По данным литературы, среди них находятся естественные Т-регуляторные клетки (T-regs), обладающие иммуносупрессивной и проонкогенной активностью, количество которых у больных РЯ выше, чем у здоровых женщин [31], а в АЖ значительно выше, чем в крови [32]. Возможно, они блокируют активность Т-лимфоцитов, в частности Тm, как и других лимфоцитов (NК⁻, CD8⁺), которые, несмотря на их высокое содержание, по-видимому, являются функционально неполноценными, как это было показано на примере СD8⁺ Tm, хронически стимулируемых при вирусных инфекциях [7, 9, 33, 34]. Тm, в отличие от Т-regs, подвергаются апоптозу при взаимодействии с FasL, экспрессируемым эндотелиоцитами опухолевых сосудов, что рассматривается как один из защитных механизмов опухоли [35]. Возможно, применение воздействий, направленных на снятие локальной иммуносупрессии, позволило бы добиться результативного включения клеточных факторов в противоопухолевый иммунный ответ с возможностью повышения эффективности лечения РЯ.

Как описано нами ранее, применение «Ингарона» в курсе химиотерапии, наряду с другими позитивными изменениями иммунного статуса, вызывает снижение уровня Тh0 у больных РЯ [36]. В данной работе, где сделан акцент на изучение Тm у этих больных, показано, что применение рИФНγ способствует увеличению преобладания Тm над уровнем Тh0 в крови и в АЖ больных РЯ после химиоиммунотерапии, а также вызывает перераспределение Tm СD8⁺ в пользу Тсm, в отличие от больных, получавших химиотерапию без рИФНγ, с чем отчасти может быть связано повышение клинического эффекта, наблюдаемое при включении данного иммунопрепарата в курс химиотерапии. Хотя в литературе описано, что при повторном введении антигена происходит нарастание пролиферативной активности и цитотоксичности как среди Тсm, так и среди Тem, входящих в субпопуляцию CD8⁺ Т-клеток, считается, что эти свойства, а также более активное взаимодействие с антигенпрезентирующими клетками, более высокая антиген-индуцированная пролиферация, генерация цитотоксических Т-эффекторов и хоуминг во вторичные лимфоидные органы превалирует у Тсm [7, 37]. Это говорит о преимуществе опухоль-специфичных CD8⁺ Tcm по сравнению с Tem как противоопухолевых факторов, что позволяет рассматривать полученные нами данные как один из механизмов реализации терапевтического действия «Ингарона» при асцитных формах РЯ.

ВЫВОДЫ

У больных асцитными формами рака яичников до лечения среди Тm, относящихся к СD4⁺, отмечено преимущественное содержание Тсm, а среди субпопуляции СD8⁺ — преобладание Tem с их накоплением в асцитической жидкости больных. Несмотря на высокие уровни Тm в крови и АЖ, их функция, по-видимому, является дефектной, вследствие чего представляется важным изучить возможность ее восстановления.

Положительная клиническая динамика у больных РЯ после завершения химиотерапии с рекомбинантным интерфероном-гамма по сравнению с получавшими только химиотерапию сопровождается снижением количества Тh0 в крови больных, а среди СD8⁺ Тm — формированием преобладания Тсm над Теm. Поскольку подобные изменения развиваются и в АЖ, такая модуляция иммунологического микроокружения опухоли может вносить вклад в развитие полученного клинического эффекта, в частности, более длительного безрецидивного периода у больных РЯ после введения рекомбинантного интерферона-гамма.